Время от времени в человеческих обществах, даже вполне утративших религиозные основы жизни, а значит - находящихся в крайних стадиях саморазрушения, - всплывает странное, малопонятное и романтическое слово - покаяние. Оно появляется, когда в обществе заметно чувствуется и переживается упадок нравственного строя, когда общество, как принято говорить, «дичает». Это означает, что обществом в целом и немалым числом его членов движут наиболее низменные, животные, эгоистические инстинкты; все люди, предметы, идеи, переживания оцениваются и используются как средства для достижения своих личных целей или как препятствия к достижению этих целей. Наконец, становится действующим и почти формальный показатель падения нравственности - рост уголовной преступности. Когда становятся слишком очевидными разрушительные тенденции в обществе, наиболее ответственная и совестливая его часть начинает искать выход из почти безвыходной ситуации. И тогда в качестве одного из выходов всплывает нормальное для религиозного сознания слово «покаяние».
Впрочем, внедряемое в нерелигиозную структуру общества, оно не может надолго удержаться в общественном сознании и морали. Во-первых, потому что оно очень быстро замусоливается по различным газеткам и в таком виде становится никому не нужной побрякушкой; во-вторых, потому что, лишенное своего религиозного содержания, оно теряет и нравственный смысл. Покаяние, даже когда оно ориентировано социально, в жизни всегда раскрывается только личностно, что не вполне понятно для нерелигиозного сознания. Для нерелигиозного сознания существует почти исключительно информационный смысл покаяния, не требующий никакой нравственной работы: «Мы были не правы». При этом, как правило, из «мы» явно исключается «я», что автоматически превращает «мы» в «они», и покаяние требуется от каких-то «их». Ясно, что от такого покаяния даже гнилых плодов ожидать невозможно.

НЕИЗБЕЖНОСТЬ И НЕОБХОДИМОСТЬ ПОКАЯНИЯ
Остро переживаемое покаяние (раскаяние) - явление довольно редкое, особенно в нерелигиозной среде - именно потому, что эта среда культивирует удовлетворение самооправданием или импульсивными порывами «улучшить» нравственно свою душу и жизнь хотя бы на каком-нибудь жизненном материале. Но порывов хватает ненадолго; жизнь течет своим чередом, и лишь временами гложет совесть. Некоторые люди в психологических порывах покаянного типа находят своеобразное удовлетворение, радостно переживая свою тонкость и совестливость; порою они даже отчасти стимулируют подобные опыты. Но, в сущности, такие опыты никакого отношения к подлинному покаянию не имеют; в них содержится утверждение индивидуальности на высоком психологическом уровне, а в этическом отношении они скорее имеют отрицательное значение, чем положительное. Это - игра в покаяние.
Впрочем, у таких людей, как и у всех вообще, порою действуют подлинные жизненные покаянные мотивы, но обычно они сознанием не оцениваются, а являются как смутные, хотя и верные переживания. Внимательный и точный наблюдатель нравственной жизни человека отметит, что нет в мире людей, полностью лишенных покаянных чувств. Причина этого очень проста. В каком бы самообольщении ни находился человек, знание собственного несовершенства для него - не тайна. Порою перед ним открывается его беспричинная злоба, или жадность, или зависть, или обжорство или что угодно еще. И видение подобных собственных проявлений может вызвать в нем хотя бы легкое чувство стыда. И тогда, значит, покаяние не вполне мертво в нем.
Правда, редко и мало кто рассматривает такие казусы в глубоком созерцании полной разрухи человеческого естества и в частности - собственной личности. Обычно на это обращается легкое личное внимание, как на частные случайности либо как на врожденные психологические свойства, хотя и не очень приятные, но, в общем, терпимые, тем более что с этим ничего не поделаешь. И чем слабее врожденное нравственное чувство, которое хотя бы в самых общих чертах показывает и дает возможность пережить добро и зло, тем менее это чувство развито воспитанием; напротив, чем больше общество делает, чтобы затушить это чувство, - тем меньше обращается личного внимания на эти «малозначительные» несовершенства и тем меньше горечи они вызывают, а с течением времени становятся удобными и «нормальными». Но покаяние никогда не умирает вполне. Оно просто убегает от света сознания, которое и само-то оказывается в таких случаях нечистым и вялотекущим, загоняется в темные иррациональные глубины, где порою мерцает неярким, но грозным свечением и может быть наблюдаемо лишь острым взором одаренного психолога. Разумеется, это не подлинное живое покаяние, обновляющее душу, но смутные ростки и острые надломы пустого и бессодержательного недовольства, заглушаемого наркотическими бегствами от действительности: разные увлеченности и пристрастия, телевизор, пьянство, игры (взрослые и детские), - все для прикрытия бесплодного, нерелигиозного покаяния, разрешающегося в иссушающее отчаяние.
Но даже и такое неопределенное и несознательное покаяние, так мало похожее на реальное и содержательное возрождение, не бесценно, что особенно понятно в свете христианского знания о человеке, его сотворении и падении. Даже и не имея богооткровенного знания, душа смутно ощущает свое идеальное бытие: и то, что оно некогда осуществлялось как реальное; и то, что человек некогда ниспал с высот этой реальности; и то, что эти идеальные задачи продолжают как-то стоять перед его личностью, но остаются невыполненными, а даже отчасти и невыполнимыми. От этого в душе зреют семена трагической нецельности и неисцельности. Человек чувствует и практически видит ошибочность многих своих решений, суждений, оценок, предпочтительностей, выборов и проч. Он видит, как часто оказывается в плену предвзятостей, обольщений, завывающих сладкими голосами сирен, сулящих ложные свободы, пустых и мелочных желаний, в плену ложных авторитетов и надутого общественного мнения, в плену у собственной плоти или дурацкой психологии, непрерывно вертящейся в порочном круге зудящих помыслов, окружающих центр души писклявым и серым комариным облаком.
Он видит, как напрасно тратятся усилия (которых надолго и не хватает), направленные на созидание личности, и как в потоке нравственного безволия легко разрушается его «я», раздробленное, нецельное, малоинтересное. Он видит, в каких странных интерпретациях выстраиваются человеческие отношения (включая и его взаимоотношения с другими людьми). Он видит социальную разодранность мира, в которой он принимает, по крайней мере, пассивное участие. Наконец, он видит свои многообразные предательства. И даже если все эти созерцания остро и болезненно взывают к необходимости изменений - реальность и точность изменений невозможны без постановки ненадуманных и необходимых задач.
Но и сами эти задачи не могут стать плодом «мудрого обдумывания» или тонкой личной интуиции, потому что если исходить только из этих источников, многочисленные ошибки вероятны, а пожалуй что - и гарантированы. Потому что верные этические задачи должны быть «ниспущены» свыше, а личностью лишь приняты - как приемником, настроенным на нужную волну, - и усвоены. Разумеется, вполне такой вариант развития личности может осуществляться лишь в религиозном сознании, потому что нравственное чувство не просто «подсказывает» (при этом - не всегда верно) правильные частные нравственные решения, но согласует их с принятыми религиозными знаниями, а в случае их нарушения - особенно остро реагирует, создавая покаянную ситуацию. Таким образом, для религиозно ориентированных слоев покаяние оказывается неизбежной и постоянной составляющей традиционного нравственного пути (преимущественно для христианства). Но и для людей, не ориентированных религиозно, по существу те же самые процессы протекают, только не так определенно и значимо. По психологическому механизму и общему нравственному устройству покаяние вызывается двумя взаимосвязанными мотивами: во-первых, осознанием собственного несовершенства, особенно - если оно выражается в демонстративно-разрушительных формах; и, во-вторых, желанием видеть себя в состоянии, более близком к идеалу, чем в наличной данности. Если первое или второе «не работает» в личности, покаяние либо представляется излишним, либо становится бездеятельно-мечтательным. В обычной, особенно во внерелигиозной общественной ситуации оба мотива «работают» слабо, ибо нравственное чувство ослаблено поверхностным знанием нравственного закона, а совесть спит.
Но даже и в крайних случаях нравственного расслабления, при всех искажениях нравственного сознания порою и в обществе в целом, и в любой человеческой личности начинают мерцать покаянные импульсы. Кратковременные, редкие и бесплодные, они имеют одно (по крайней мере - одно) значение - свидетельствовать и о необходимости, и о неизбежности, и о всеобщности покаяния как важнейшей составляющей нравственного бытия вообще.
В профанном нравственном опыте покаяние обычно довольно глубоко спрятано в тайниках человеческой души. Более того - порою оно и вовсе выполняет прямо противоположные по своему назначению нравственно-психологические функции - например, утверждает человека в ощущении особой значимости его тонкого духовного опыта, давая возможность увидеть не сравнимую с другими ценность своего совестливого мироощущения; - либо уводит в область психопатологии.
Но даже и такие искаженности для серьезного наблюдателя дают возможность осознать, что существует и подлинное покаяние с его жизненным содержанием и глубоким смыслом.